Александр Поляков - Факел [СИ]
На большой площадке перед лестницей, спускающейся к воде, Морозов обратился к Симоновой:
– Алла! Я был к тебе несправедлив, подшучивал, дразнил – прошу прощения! – он опустился на колено и склонил голову.
Это было так странно, что все замерли, ожидая чего-то совсем необычного.
– Прощаю тебя, Саша! – сказала она тихо. – Встань!
Он бережно взял ее левую руку и поцеловал запястье.
Алла вырвала руку и убежала.
– М-да, – глубокомысленно произнес Лопатин. – Где же ты раньше-то был, Морозов? Совсем бы другая жизнь у нас была…
– Она и сейчас может быть, – ответил Александр, поднимаясь. – Оставайтесь в Новосибирске, да и все! Зачем вам куда-то уезжать?
Лопатин хлопнул в ладоши:
– Хороша прощальная речь! Главное – неожиданное предложение!
Морозов подошел к группе фотографов и быстро договорился о групповом снимке Выпускников. Мужчина лет тридцати в легком белом костюме и шляпе, указал место, где нужно встать и принялся готовить аппаратуру.
У парапета встали мальчишки на небольшую подставку, впереди них фотограф поставил девочек, и начались перестановки – кому с кем стоять… Он ставил то свободнее, то наоборот – плотнее и в результате Морозов оказался рядом с Симоновой.
– Нет, я здесь не хочу! – запротестовала она, страшась посмотреть на Александра. – Я встану в другом месте.
– Хорошо, – ответил фотограф с досадой, так как уже нашел тот удачный момент, когда группа, что называется, была "подобрана под снимок". Симонова пыталась встать где угодно, только не рядом с Морозовым.
Фотограф потерял терпение.
– Слушайте, девушка! В этой композиции ваше место там, где я вас поставил и больше нигде. Или мы снимаем так, или ищите другого фотографа, но учтите, другие… вас поставят именно с этим молодым человеком.
– Это судьба! – хохотнул Лопатин.
– Минутная готовность! – объявил фотограф. – Становимся свободно, расслабленно, чудесный день, вы в кругу друзей, впереди большая жизнь…
Все заулыбались, встали свободно и посмотрели на фотографа, у которого в руках появился блестящий предмет.
– Снято! – сказал он. – Можете получить снимок.
– Ну что, ребята, – сказал Морозов, пряча в карман визифон, – расстаемся – разъедетесь по разным городам и странам, будем редко видеться – на Новый год и майские праздники…
Он обвел глазами погрустневших ребят.
– Одна просьба к вам – прославлять родной город. Заявлять уверенно и с достоинством – я из Новосибирска!
Ребята ему похлопали.
– До свидания, одноклассники!
Все пожали друг другу руки.
– Алла, тебя проводить?
– Не нужно. Я хочу побыть одна.
Из метро он направился в дом, но так, чтобы мать не заметила – через ворота зашел во двор, по узкой лестнице поднялся в мастерскую и прямо спросил деда о семейной реликвии.
– Твоя мать взяла с меня слово, – мрачно ответил дед, снимая фартук и садясь на стул. – Но она говорила резко и совсем меня не слушала. Я ее старше, могла бы проявить такт, вчера наступила на ногу – до сих пор я хромаю… и это все лишь для того, чтобы ты не узнал тайну. Мол, это уведет тебя от выбора профессии… Ерунда!
– Так ты скажешь? – с надеждой спросил внук. – Я никому…
Дед согласно качнул головой.
– Твой пра-пра-прадед служил в Космофлоте. Ты что-нибудь знаешь об этом?
Саша молчал.
– Он был командиром корабля и как раз застал расформирование космического флота – как бесперспективное: пилотируемые полеты были не нужны, внешней агрессии ждать не приходилось. Александру Николаевичу позволили оставить звездолет в частной собственности. Он и тогда тяжело болел и перед смертью завещал корабль своему сыну, а тот – своему, вот так и появилась семейная реликвия.
– Значит теперь он мой?! – Саша даже привстал от волнения.
– Конечно. Но… – дед поскреб бороду, – ты должен получить документы, а именно это твоя мать не хочет и как здесь быть, я не знаю…
Александр ушел к себе для придумывания плана получения документов. Звездолет, – подумал он ошеломленно. Вот это штука… был у него велосипед и добавился космический корабль. Это же все меняет! Спрошу я отца про корабль и документы…
Но отец был непреклонен – если мать против, то и он тоже…
Александр отступил, но лишь для того, чтобы составить новый план. Он должен был получить корабль, во что бы то ни стало! Мать упрямая, отец от нее не отстает в твердости характера, значит сын, должен быть тверд и упрям вдвойне! Но нужно действовать хитро – в лоб такие крепости не взять – нужен подкоп или длительная осада.
Решение пришло само собой…
Разговор состоялся на кухне – мать собиралась варить вишню со специями. Уже кипела вода в кастрюле, лист поваренной книги проецировался на стену, специи ждали в открытых баночках, и крупная вишня томилась в дуршлаге. Мать, в специальной кухонной одежде, сыпала сахар в воду из мерной чашки. Александр сидел на краешке стола и болтал ногой.
– Друзья твои разъехались, – рассуждала она, передвигаясь по кухне, – кое-кто остался – здесь будет работать. Нужно и тебе чем-нибудь заняться. Ты не можешь, долго без работы… ко мне с вопросами и что я скажу? Что ты думаешь?
Александр молчал.
– Все увлечения твои ненадолго – позанимался и бросил.
– Потому что это не мое, – ответил он, – зачем мне это надолго…
Он вздохнул.
– Все мне нравится и ничего конкретно, даже и не знаю, чем тебя порадовать, я о другом хотел спросить…
– Да, – рассеянно ответила она, перебирая ягоды.
– О семейной реликвии я должен знать все до конца, а ты – против этого… Почему?
Мать посмотрела на него, на вишню и кастрюлю с водой и строго сказала:
– Тебе еще слишком рано знать о таких вещах! Было бы тебе лет двадцать пять – тогда конечно. А сейчас это знание уведет тебя… ты и так… непонятно, то ли на дороге стоишь, то ли рядом – никак не можешь сосредоточиться. Вижу я в тебе растерянность. И вот эта реликвия… это не ко времени…
– Значит, так? Ни ты не скажешь, ни отец и дед?
– Я им запретила, – взяв ложку и помешивая в кастрюле, она кинула щепотку какой-то пряности. – Сначала ты должен выбрать специальность, долго и упорно работать, понимаешь?! А ты хочешь новой игрушки – в твоем-то возрасте!
Он мрачнел все больше и больше.
– И пожалуйста, больше вопросов на эту тему мне не задавай!
– Но тогда и ты, мама, вопросов мне не задавай, – краснея, ответил он, – по поводу дороги в жизни.
– Что? – спросила она, от неожиданности выпуская ложку. – Что ты сказал?
– Слово свое держать не хочешь, – хмуро объяснил он, – и я… не собираюсь…
– Мальчишка! – она покраснела. – Ты что же думаешь, заставить меня?
Она выдвинула один ящик, перебрала в нем ложки и задвинула.
– Нет. Даже и не пытайся… поставить своей матери условие – она испугается и сделает… Ты так себе это представил?
Она выдвинула другой ящик.
– Не будет этого, Саша, никогда!
– Ну и не будет, – ответил он легко, – так много другого чего не будет…
– Да? – задумчиво сказала она. – И как ты это себе представляешь?
– Да очень просто! Восемнадцать мне исполняется и все! Совершеннолетний и занимаюсь, чем хочу…
– Да… – мать покусала губу. – Но ты в семье, ты мой сын…
– Да, в семье. Буду жить у вас с папой и дедом. Надеюсь, тарелку супа нальешь? Не откажешь родному сыну?
Мать смотрела на него.
– Если ты против – буду ходить в столовую, там тоже вкусно кормят.
Она улыбнулась, но эта была нехорошая улыбка.
– Понимаю – в ближние столовые не ходить, увидят и скажут, что дома его не кормят, значит, что-то там произошло…
Мать нахмурилась.
– Буду ездить на метро одну остановку.
– И чем же ты станешь заниматься? Я хочу это знать.
– На биржу труда пойду. Пусть подыщут мне специальность. Полотер или развозчик молока. Буду молоко в бидонах развозить.
Мать посмотрела на него с интересом.
– Чтобы развозить молоко, не обязательно было оканчивать школу.
– Наверное, – ответил он, – но меня не спрашивали, хочу я в школу или нет. Как исключение – будет развозчик с дипломом.
– И это все в обмен на тайну о семейной реликвии? – спросила мать.
– А что – есть еще какие-то тайны? – вопросом на вопрос ответил он.
– Допустим, ты меня убедил, и что последует с твоей стороны?
– Сначала тайну, – засмеялся он, – а там видно будет!
– Тогда я буду решать, чем тебе заняться – такое мое условие!
Он задумался. Выберет что-нибудь… музыканта или художника… быстро это никак не получится – не могу я быстро. Так это… столько времени можно затратить… Над одним "Квадратом" Малевича можно долго сидеть – изучать, а потом нарисовать свой "Квадрат", Морозова, серый в крапинку. Он еле сдержал смех.
– Можно, – сказал он. – Только чтобы документы были!
Сказал и тут же прикусил язык. Про документы знали только они трое… проговорился-таки! – будет теперь деду неприятность.
